Очерк 9. Памятники культуры Тихвинского края XIII - XV вв.
Очерк 9. Памятники культуры Тихвинского края XIII - XV вв.
- Эпиграфические памятники.
- Берестяные грамоты.
- Купчие и духовные грамоты.
- Иконопись.
Эпиграфические памятники.
Освоение Тихвинского края славянским населением, ускорение его хозяйственного развития, способствовало подъёму культуры наших предков в XIII-XV веках. Нельзя точно утверждать то, кто же был первым грамотным человеком из постоянных жителей края. Был ли это священник, обосновавшийся среди ещё сравнительно нестойких поклонников христианской православной веры, или кто-то из живших рядом с ним княжеских или боярских служителей, чья грамотность сводилась лишь к тому, чтобы записать подати и недоимки с местных жителей, которых всё чаще называют христианами-крестьянами, а не смердами, закупами или рядовичами. Несомненно одно, грамотные люди появились и, конечно, жили они в первую очередь в самых старых погостах тихвинской земли.
Однако свидетельств их упражнений в грамотности, в настоящее время пока немного и то, в основном, это косвенные свидетельства. Появятся ли прямые свидетельства в будущем? Ведь все немногочисленные грамоты XIII-XV веков состоят на учёте у историков. Появление новых письменных грамот маловероятно. Но из чего исходить, утверждая, что в данный период в нашем крае начался постепенный рост численности грамотных людей? Есть ли доказательства данного положения? Да, они имеются, и об этом свидетельствуют эпиграфические памятники, берестяные грамоты, немногие сохранившиеся купчие грамоты и надписи на иконах.
Эпиграфические, надмогильные памятники XIII-XV вв. очень редки. Они обычно представляют собой монограммы IC-XC (имени Иисуса Христа), выбитые на каменных крестах. Сведения о каменных крестах с надписями, обнаруженных археологами и краеведами в Тихвинском крае, скупы и отрывочны. Чаще всего они встречаются на жальничных погребениях XII-XIV веков. Общее количество каменных крестов, зафиксированных археологами на территории края, составляет свыше 40 единиц, и расположены они главным образом в местах первоначального славянского освоения в двух с лишним десятках мест. Исключение составляет северо-восток края, где проживают вепсы. О нахождении там каменных крестов ничего неизвестно.
В бассейне реки Сясь каменные кресты зафиксированы исследователями в жальнике у дер. Амосово, а также у Городища. На реке Паше за пределами Тихвинского края каменные кресты находились у Емской часовни и на древнем кладбище Рождественского Пашского погоста, где один из них был особо почитаем и вделан в паперть храма. В долине реки Тихвинки каменные кресты на жальничных погребениях отмечены археологами около Великого двора (Званы), Падихино и Язжино. В юго-восточной части Тихвинского края, в бассейне рек Воложба и Чагода, каменные кресты на жальниках встречались более часто.
Многие каменные кресты исчезли и очень часто вместе с жальниками. Нет уже каменных крестов в Селиванове, Новлях, Матвеевской Самойловской волости Бокситогорского района. В 1988 году исследователи ещё отмечали кресты в Чудцах Самойловской волости, в Пронино, Горке Черкасовой, Гагрино Анисимовской волости Бокситогорского района. В Мозолёве было отмечено пять каменных крестов, в Великом Дворе (Званах) - три.[1]
Особо почитаем был каменный крест, расположенный на развилке лесной дороги из Пикалёва в деревню Могатино и озеро Спасское. Место это и ныне зовётся Крестик. Исчез данный крест в 60-е годы XX столетия, после того как на протяжении нескольких сотен лет служил людям как место поклонения Богу, общения с ним, особенно в день Спаса яблочного (Преображения Господня) 19 августа по новому стилю, когда мимо него шли сотни богомольцев к часовне, расположенной на берегу оз. Спасского.
Омовение молящихся в воде озера, купание лошадей, разрешение с этого дня кушать яблоки - всё говорит о языческих дохристианских проявлениях данного празднования. По-видимому, наши предки давно облюбовали берега Спасского озера для исполнения обрядов языческого культа, а с принятием христианства не изменили поклонным местам и за сотни лет намолили их до определённой святости. Всё это говорит о том, что крест, стоящий у развилки дорог, поставлен и почитаем с далёких прошлых лет. Ещё в пятидесятые годы XX века жительницы края надевали на него рубашку из отбелённого холста, вышитую древними узорами, а рядом на деревьях вывешивали узорочные полотенца.
В своде жальников Новгородской земли, составленном И. Репниковым в начале XX века, упомянуто значительное количество каменных крестов, и среди них, имеющих надписи. В числе жальников XIII-XV вв., имеющих каменные кресты с надписями, названы жальники у д. Калинецкая Анисимовской волости, д. Падихино на р. Тихвинке, д. Турандино и Шульгино Климовской волости Бокситогорского района. Но самая примечательная надпись, высеченная в камне, зафиксирована на одном из крестов, находящимся в жальнике бывшей деревни Раменье, что затерялась в глубине лесов на берегу реки Тушемельки, притоке Чагоды. Это целый эпиграфический текст, дошедший до нас из далёкого века (XIV-XV), с сообщением потомкам, что здесь безызвестный Никон Христа ради трудился.[2]
В окрестностях Раменья не найдено следов древних церковных или других строений. Ближайший погост, Суглицкий, располагался к востоку в 9-10 верстах от Раменья. В лесной глуши жил человек, был почитаем людьми, и его почитатели или почитатель выбили на камне эту древнюю эпитафию. Сделана она грамотными людьми и для грамотных людей, и является одной из самых древних эпиграфических надписей на территории края.
Берестяные грамоты.
К сожалению, нет сведений о надписях на вещах, как почти нет и самих вещей XIII-XV вв., имеющих происхождение из мест нашего края. Археологические находки Тихвинского края, датированные этим временем, пока ещё довольно редки. Судить об особенностях быта жителей края можно лишь на основании данных полученных из вещественных и письменных источников, происходящих из Великого Новгорода и Ладоги. Некоторые вещи данного периода, найденные при раскопках в Великом Новгороде, имели различные надписи. Гончары писали по сырой ещё глине на своих изделиях, кузнецы выковывали своё имя как товарный знак, девушки надписывали пряслица своих веретён, чтобы не перепутать их на посиделках.
Но город всегда отличался от деревни количеством грамотных людей. Много ли было грамотных в слабо заселённой сельской местности, каким был Тихвинский край в XIII-XV веках?
Берестяные грамоты, вошедшие в научный обиход после первой их находки 26 июля 1951 года в Новгороде, говорят о широком применении письменности на селе. Уже в ранних раскопах боярских усадеб, проведённых под руководством А.В. Арциховского в различных местах Новгорода, найдено немало берестяных грамот, присланных из различных сельских мест Новгородской земли.
Среди них есть грамоты Тихвинского края. В древнейшей из них № 222 (всем грамотам присваиваются порядковые номера) упоминаются «колбяги». Датируется берестяная грамота промежутком лет с 1197 по 1224 гг. и, по мнению исследователей, происходит из населённых пунктов расположенных на реке Сяси или её притоках. В грамоте № 314 найденной в новгородской усадьбе Онцифировичей упомянут приток реки Сяси Луненка. Туда хочет переселиться некий Микифор, названный автором записки Олферием, человеком ненадёжным - «сбродней» и соответственно не желающим его переселения.
В грамоте № 279 жители округи Пашозеро обращаются с поклоном к сотским, называя их по именам: к Максиму, к Анании, к Константину ... . О чём обращались жители края к важным новгородским персонам, ведающим сбором государственных доходов и играющих существенную роль в суде - неизвестно; грамота обрывается. Датируется данная грамота 1369 – 1409 гг.[3] Дальнейшие открытия и изучение берестяных грамот позволили выяснить, что первый упомянутый сотский Максим, принадлежал к посадничьему боярскому роду Мишиничей-Онцифоровичей. Ещё его дед Лука Варфоломеевич владел землями по реке Паше. Грамота № 279 подтверждает мнение историков, что управление новгородским государством и крупными земельными вотчинами практически находилось в одних руках – нескольких десятков новгородских бояр.[4]
Немного позднее, на рубеже XIV-XV веков обращаются к своему господину Якову в Новгород жители деревни Побратиловец находившейся на реке Шижне притоке реки Паши (грамота № 361, датируемая 1396 – 1409 гг.). Они сообщают, что всходы помёрзли и просят дать семян, ибо “...сеяти, господине, нечего и ести такоже нечего”.
Три последние грамоты точно происходят из мест нынешнего Тихвинского района. Из грамот соседних территорий особый интерес вызывает грамота № 307, от “хрестьян Избоищан”. Современное село Избоищи находится недалеко от пос. Сазоново Чагодощенского района Вологодской области. Грамота датируется промежутком между 1422-1446 годами. Крестьяне в ней просят своих господ в Новгороде о защите от ложных судебных приставов, буквально разоривших их волость. Данные берестяной грамоты подтверждаются другими письменными источниками. Новгородский летописец под 1445 годом свидетельствует о появлении в массовом количестве в новгородских землях самозванных “позовников” (судебных приставов), шантажирующих и грабящих население. В этих преступлениях были замешены часть бояр и старейшин Новгорода. По-видимому, не обошлось без подобных происшествий и в погостах Тихвинского края, когда преступники составляли грамоты на взыскания (“обеты”), договаривались друг с другом (“изрядили целование на неправду”) и начали грабёж малограмотного населения по сёлам и волостям. В данном случае, говоря современным языком, преступления совершались благодаря подлогу письменных документов. Вещь бесполезная при полной безграмотности населения и весьма эффективная при его малограмотности.
Большинство найденных берестяных грамот трудно соотнести к определённым населенным пунктам, расположенным в новгородских землях. Часто грамоты носили бытовой характер, и адресат прекрасно знал нахождение отправителя в отличие от современных исследователей, радующихся разорванным остаткам выброшенных много веков назад посланиям. Даже грамоты, в которых есть те или другие топонимические привязки ставят учёных в тупик. В берестяной грамоте № 311, датируемой рубежом XIV-XV вв., составители именуют себя «череншанами». Хотелось бы соотнести «череншан» к жителям Черенского погоста (Михайловского в Черной) Нагорного Обонежья, чьи земли располагались на территории современного Бокситогорского района. Однако этого делать не следует, так как «череншанами» могли именовать себя жители Черенского погоста Бежецкой пятины, расположенного на территории современной Вологодской области. Характеризуя круг общения адресата данной грамоты, В.Л. Янин склоняется к тому, что писалась она бежичанами, но точных доказательств не приводит, ограничиваясь возможностью наличия вотчин Онфифировичей в Никольском Черенском погосте. Однако вотчины Онцифировичей располагались и по соседству с Михайловским Черенским в Михайловском погосте в Березуе и Радуницах, территориально большей своей частью расположенном на территории нынешнего Бокситогорского района.
Остаётся надеяться, что с введением в научный оборот новых берестяных грамот, полученных в результате будущих археологических раскопок, вопрос этот разрешится, а также среди новых находок окажутся грамоты, происходящие из Тихвинского края, и ещё раз подтвердят наличие в нём определённого круга грамотных людей в XII-XV вв.
Купчие и духовные грамоты.
Эпиграфические надписи и берестяные грамоты Тихвинского края XIII-XV вв., как культуроведческие источники, могут быть дополнены другими письменными документами данного периода. Однако все они за небольшим исключением созданы за пределами края и в них лишь упоминаются те или иные события, имеющие отношение к Тихвинскому краю. Однако при всей скудости сохранившихся источников по истории края данного периода, они, несомненно, представляют значительную ценность во всех аспектах его краеведческого изучения.
Интересно, что Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов и Софийская первая летопись старшего извода, летописание которых доведено соответственно до 1439 и 1418 гг., ничего не сообщают о событиях 1383 г. в Пречистенском погосте на реке Тихвинке связанных с явлением иконы Тихвинской Богоматери. Нет в них и упоминаний о Дымском монастыре, основанном по преданию в 1242 году. Тихвин попадает на страницы летописей только в XVI веке. До этого времени о событиях происходящих в Обонежье и его жителях обонежанах, возможно проживавших на территории Тихвинского края, в летописях кратко упомянуто лишь два-три раза.
Из духовных грамот данного периода имеющих отношение к Тихвинскому краю можно упомянуть грамоту Орины, правнучки новгородского посадника Юрия Онцифоровича, относящуюся к третьей четверти XV века и введенную в научный оборот историком В.И. Корецким. В ней, наряду с другими землями Обонежья, упомянута «волость на Паше» завещанная Колмовскому монастырю.
От XV века до наших дней сохранились две купчие грамоты, относящиеся к Тихвинскому краю. Первая из них долго датировалась 1434 годом, а ныне историками принята датировка 1460 годом, и носит название «Откупная грамота Якима Гуреева и Матвея Петрова у наместника Григория Васильевича на суд в Обонежье». В ней даны названия некоторых древних погостов Тихвинского края. Составлена она в Великом Новгороде, вероятно во время посещения его московским великим князем Василием II.
Другая грамота, именуемая как «Купчая Спасского Ковалева монастыря у Прокуя с сыновьями и братаном на села по реке Тихвине», является пока единственным бумажным письменным документом XV века, созданным на территории Тихвинского края. Опубликована она в сборнике «Грамоты Великого Новгорода и Пскова», вышедшем в 1949 году под редакцией С.Н. Валка. К сожалению, она редко используется историками и краеведами, но её уникальность для истории нашего края позволяет привести её полностью в данном тексте. Грамота сохранилась в списке (копии) XVI века и начало её утрачено.
«…святому Спасу Прокуи с сыном своим с Ористом и с Михаилом, и з брата(ном сво)им с Павлом, во …ех, село его и другое, поля, и заполки, и пожни, и хмелни(ки, и ло)вища, и пере(вес)ища, по Тифине реке, и озера свою часть, и сено (жати и гоне)бный лес, и пасти, где ни есть их следа. Аже где будет запродале Прокуи с своими детми и с своим братаном с Павлом землю, или пожни, или островы, а то ему выкупити своим серебром, святому Спасу земля чиста. А завод тои земле от Коркорова поля по сосновую границу отчины их, от сосновой границы по ручеек по межник, от ручеика к Упадем, от Упадеи к чистому мху, по чистому мху х Сарозенскои межи. А опричнеи земле Прокуеве с своими детми с Ористом и с Михаилом, и з бра(тано)м своим с Павлом, Лентеево село и Мошниково, поля и заполке, и пожни, и се…ную землю, и гонебный лес и пасти, и где ни есть их отчине опрочнеи, и озеро, и ловища. А завод тои опрочнеи земле от Тихвине реке по ручеи, по ручью вверх ко мху к Муносу, от Муноса к чистому мху по Саронскую межу, от Саронской межи к Дубну ручью, от ручья по чёрный лес по Клин, от Клина к Сухои Парцеве, от Сухои Парцеве к Великой Парцеве, от Великои Парцеве вниз Парцеве Великои до Тихвине реке на Коивском пути, за озером за Улягом. А завод тои земле от озера по прамошью до ручья до Талца, от Талца до Водоярове, от Водоярове по прамошью до озера до Уляндея; за рекою за Тихвиною, против Плутина, 5 островов. А то все заведе Прокуи с сыном с Орестом и с Михаилом, и з братаном с Павлом, где ни было их следа и их отчине, 13 пожне. С Кугиком земля обча; в тои земле пожня в селищи 2 стожья, то святому Спасу, а Кугыку не надобе. Аже будет где заложиле или запродале поля, землю или пожни, а то откупити Прокую своим серебром. Аже кто почне вступатся или в землю, или в пожни, или в лес, или в что ни хотя, а то очищивати Прокую з детми и з братаном с Павлом, а святому Спасу земля чиста. И да на тои земле Онкиф Прокую з детми и з братаном с Павлом 40 рублев и 3 и полтораста гривен, а заводного пополонка 100 гривен; а то все поимали. А на заводе были: Иван Ондреев, Смен Захарьин, Ермола Борисов, Осип Ларивонов, Дорофеи Иевль, Севастиан, Дмитреи Костянтиновы дети, Поташка, Федот Федоров брат».
Местом написания грамоты является погост Михайловский в Озерах (ныне д. Окулово на р. Тихвинке Бокситогорского района). Главным определяющим названием, позволяющим соотнести земли, упоминаемые в грамоте к Тихвинскому краю, не является упоминание реки Тифины (Тихвинки). Нужно помнить, что река с названием Тифина (Тихвинка) имеется также в Тверской области, там она является притоком Валчины впадающей в Мологу. В Тихвинском крае река Валчина (Валченка) связана каналом с рекой Тихвинкой. Данное обстоятельство вводит в заблуждение отдельных начинающих историков, считающих, что Петровский погост на реке Тихвинке Бежецкой пятины находился на территории современной Ленинградской области.
Топонимические названия, упоминаемые в купчей грамоте, позволяют соотнести вновь приобретённые вотчины Спасского Ковалева монастыря с историей Тихвинского края. В качестве объекта продажи названы земли около существующих деревень Плутино и Мошниково на реке Тихвинке. Также определяется на местности граница этих земель, пролегающая по ручьям Дубно, Талец, Сухой и Великой Парцеве, чьи названия сохранились до наших дней.
Данная грамота может служить образцом делопроизводства того времени и примером правовых отношений между собственниками земли, имеющими различный статус в общественном положении.
Иконопись.
К положительным факторам распространения христианства в Тихвинском крае, как и во всей Русской земле, явилось появление новых культурных традиций. В XII-XIII веках в крае, по мере утверждения христианской обрядности появляется местное мастерство “иконного изображения”. Как древним насельникам края, так и славянским поселенцам, многие из которых ещё придерживались языческой религии предков, были знакомы основы и средства изобразительного искусства. От первобытных времён сохранились образы-символы, перенесённые в резьбу и роспись по дереву, в ткачество и вышивку и в другие предметы декоративно-прикладного искусства.
Старые образы дополнились новыми, пришедшими с далёкой Византии, в которой присутствовали художественные традиции восточных цивилизаций и античного мира. Но все византийские образцы иконописания, принесённые на Север, в Новгородскую землю, довольно скоро стали приобретать здесь своеобразный облик. Можно говорить, что здесь с XII века сложилась своя новгородская школа иконописи. Вначале она долгое время существовала рядом с византийским направлением в новгородской станковой живописи (иконописи). С ростом самосознания купеческих и ремесленных кругов, приобретавших в жизни Господина Великого Новгорода всё больший удельный вес, особенно после событий 1136 года, новгородская иконописная школа побеждает и становится преобладающей. Но и византийская традиция в иконописи не была полностью изжита ни в XIII, ни в XIV веке. Для отдельных мастеров и определённого круга населения она сохраняла по-прежнему важное значение.
С XIII века в новгородской живописи всё чаще начинают появляться житийные иконы. На них в среднем поле изображается святой, а в боковых клеймах (рисунках) размещаются сцены из его жития. Такие иконы существовали в Византии, но там они не получили столь широкого распространения как на Руси. Житийные иконы становятся обычными по всему Русскому Северу. Наряду с изображениями Богоматери и Христа у жителей Тихвинского края были особенно популярны иконы Николы (святого Николая Мирликийского) - покровителя крестьянского труда, а также всех плавающих и путешествующих; Георгия Победоносца, Власия - “скотьего бога”, Ильи Пророка - ведающего стихиями, Параскевы Пятницы - пособницы ткачеству и семейному благополучию.
Иконы писали на деревянных цках (досках), липовых или сосновых. Иконные доски крепились накладными и торцовыми шпонками с помощью деревянных (реже железных) гвоздей. Позднее склеенные части иконного щита крепились врезными односторонними или встречными шпонками.
На подготовленный щит (доску) наклеивали паволоку - холщовую ткань, покрывавшую всю поверхность доски, и наносили грунт-левкас. Для приготовления левкаса использовали мел или гипс и клей. Живопись исполнялась яичной темперой - красками, затёртыми на разведённом водой жёлтке куриного яйца. Краски чаще изготовляли из местного сырья, чем привозного, и потому в палитре местных иконописцев преобладала охра различных оттенков. Особо яркие и ценные краски приобретались на торгу Великого Новгорода.
Летом 1966 года в восточной части Ленинградской области работала экспедиция Русского Музея по выявлению и учёту памятников древнерусского искусства. Внутри деревянного здания Никольской церкви XVII века д. Озерёво Бокситогорского района, среди изображений уцелевшего иконостаса, находилась потемневшая от времени икона. Она была покрыта густым слоем олифы, из-под которой просвечивали композиции некоторых житийных сцен. Эти признаки, уже при первом осмотре, позволили предположить большую древность находки.
Дальнейшее ознакомление с находкой выявило, что в деревянной церкви позднейшей постройки сохранилось, перенесенное, скорее всего из одной из старых церквей XV века, принадлежащих Егорьевскому погосту в Озерёве, замечательное произведение древнерусского искусства - икона Никола в житии. На памятнике, датируемом второй половиной XIII - началом XIV века, центральное изображение окружено шестнадцатью житийными клеймами-сценками из жизни святого Николая Мирликийского.
Редчайший памятник древнерусской живописи был раскрыт от поздних наслоений художником-реставратором И.В. Ярыгиной, под руководством начальника реставрационной мастерской темперной живописи Русского Музея Н.В. Перцева - большого знатока русской иконы. К изучению раскрытого памятника позднее обратилась искусствовед Л.Д. Лихачёва.[5]
“Никола” написан на трёх узких, несколько вогнутых досках, скреплённых врезными шпонками. На главном поле, рядом с изображением главного святого, помещены миниатюрные фигурки святых Кузьмы и Дамиана, считавшимися покровителями кузнецов и ювелиров. Практичные новгородцы, чтобы не заказывать несколько икон, предпочитали такие иконы, на которых были бы сразу изображены несколько патронов-покровителей. И дёшево, и все упомянуты. Силуэт центральной фигуры Николы чётко выделяется на тёмно-синем фоне; её, как рамой, окружают клейма, сливающиеся в красочный орнамент. Композиция иконы построена так, что создаётся ощущение тесной заполненности поверхности доски многочисленными яркими деталями - палатами, горками, человеческими фигурами.
Озерёвский памятник относится исследователями к так называемой простонародной линии новгородского искусства, давшей впоследствии на Русском Севере иконные северные письма. Произведение это рассчитано на близкое рассмотрение, на душевную беседу наедине со святыми. Благодаря загруженности композиции, обилию деталей, создаётся ощущение повышенной эмоциональности. Надписи также сделаны в отдельных сценах-клеймах быстрым почерком, отчасти напоминающим тексты древних берестяных грамот.
К новгородской школе иконописи относится икона Сошествие во ад из Введенского Тихвинского женского монастыря, раскрытая от поздних записей в мастерской Новгородского музея иконы в 20-х годах XX столетия.[6] В настоящее время икона находится в Русском музее. Первоначально её датировали XIII веком. Ныне она датируется XIV веком и представляет собой достойный образец новгородской станковой живописи. В ней хорошо просматриваются черты, проявившиеся в иконах новгородского стиля XIV-XV вв. Реставраторы отмечали, что при осмотре иконы становились сразу заметными на общей старой сумрачно-коричневой гамме яркие киноварные пятна одежд Евы и Соломона; короткие монументальные пропорции иконографии носили архаизирующие черты, и вся композиция иконы имела лаконичный характер.
Благодаря тому, что Новгородская земля не познала всего ужаса монголо-татарского ига, новгородская иконописная школа не только не пресеклась, но и получила дальнейшее развитие. В XIII веке, когда оказались почти прерванными культурные и торговые связи с Византией, когда прекратился ввоз византийских икон, стало, естественно, легче выйти из-под византийского влияния в иконописи. Это подготовило почву к широчайшему внедрению народных мотивов и форм, в результате чего новгородская живопись сделалась более полнокровной. Так, уже в XIII веке закладываются основы для расцвета новгородской живописи XIV-XV столетий.
В иконах того времени краски приобретают невиданную дотоле чистоту и звучность. Народные вкусы отражаются на выборе сюжетов новгородских икон. Одним из излюбленных в новгородских краях святых в то время становится святой Георгий Победоносец, в простонародье Егорий. По всей новгородской земле святому Егорию посвящались церкви, приделы, часовни. В его образе чтили заступника и помощника. С веками его образ несколько трансформировался, и мы знаем святого Егория в XIX-XX веках как защитника деревенского стада. В те далёкие времена он был защитником от чужой враждебной силы, будь то непонятная соседняя чудь или лихие ушкуйники, или какой другой разбойный народ время от времени появлявшийся в крае.
Примером того, что представляли собой, несомненно, бытовавшие, но не дошедшие до нас многочисленные иконы с изображением святого Георгия Победоносца в Тихвинском крае, является икона XIV века, происходящая из церкви села Манихино, расположенной на сопредельной с Тихвинским краем территории бывшего Пашского (ныне Волховского) района Ленинградской области.[7]
Икона изумительна. Она невелика по размерам (0,58-0,41 м), написана во второй половине XIV века. Фигура Георгия, восседающего на белом коне, чётко выделяющаяся на красном фоне, превосходно вписана в прямоугольник иконной доски. Художник-иконописец не побоялся выйти, рисуя изображение Георгия, за рамки поля иконы, где поместил концы развевающегося плаща, правую руку и конец копья, хвост и передние ноги коня. А затем, с помощью горок, восстановил равновесие частей иконы. Прекрасно владея тонкостями композиционного искусства, неизвестный автор создал замечательный шедевр. На плоскостном изображении удалось создать сильный волевой, подвижный образ. Вихрем несётся белый конь, Георгий устремляет в зверя копьё. Удар неотвратим как молния, и все небесные силы на стороне великого заступника, к образу которого склонялись на протяжении многих веков, надеясь на покровительство и защиту, жители земли новгородской. Образ Георгия Победоносца и в настоящее время почитаем в Тихвинском крае. В ограбленных и разорённых церквях и приделах, ныне с трудом восстанавливаемых, можно встретить вновь воссозданные иконы Георгия Победоносца, а в сельских часовнях - и современные репродукции с пашской иконы Георгия XIV века.
[1] Лапшин А. Археологическая карта Ленинградской области. Часть 2. СПб., 1995. С. 45.
[2] Романцев И. О курганах, городищах и жальниках Новгородской губернии. Новгород, 1911. С. 125.
[3] Арциховский А.В., Борковский В.И.. Новгородские грамоты на бересте. М., 1963. С. 105.
[4] Янин В.Л. Я послал тебе бересту… М., 1998. С. 147, 152, 194.
[5] Пиккиев И. Шедевр древней живописи. //СМЕНА. 1966. 11 декабря.
[6] Порфиридов Э.Н. Новые открытия в области древней живописи в Новгороде (1918-1928 гг.). // Сборник Новгородского общества любителей древности. IX выпуск. Новгород, 1928. С.63.
[7] Лазарев В.Н. Новгородская иконопись. Альбом. М., 1981. С. 22.